Отрытая встреча с Лорой Белоиван прошла в Калининградском зоопарке 27 февраля. Несмотря на вечер рабочего дня, послушать её пришли около 80-ти человек. Мы публикуем самые яркие моменты выступления Лоры.


#GALLERY_855#

Об истории вопроса.

Реабилитационные центры для диких животных появляются в середине ХХ века. Старейшему из них сейчас лет 70, самому молодому около 30. В России первые реацентры появляются в 90-х гг. ХХ века по причине того, что многие виды очень долго являлись промысловыми и случаи спасения животных были единичными.

Первый отечественный реацентр – это центр семьи Пажетновых по спасению медвежат, который существует до сих пор, также одним из первых появился центр по спасению амурских тигров. Сейчас в стране по разным данным от 70 до 120 реабилитационных центров.

Все рехабы, как в России, так и в мире, вырастают из частной инициативы и ни в одном из них нет государственного участия кроме как на уровне грантов или предоставления земель.

О законодательстве.

Когда мы начинали в 2007 году, никакого закона о деятельности реацентров не было. Ситуация с точки зрения законодательства начала меняться с 2018 или 2019 года, когда в законе об обращении с животными появился пункт о том, что животных нельзя изымать из природы за исключением случаев, когда животное оказалось в ситуации, угрожающей его жизни. И этот пункт изменил ситуацию кардинально. С той поры мы стали не обязаны спрашивать разрешения перед изъятием (мы не работаем с краснокнижными животными), а просто уведомлять Росприроднадзор о том, что у нас появилось животное.

О разнице между коммерцией и спасением.

Самый главный момент, который юридически и морально отличает реацентры от организаций, где животное используется в коммерческих целях – это возращение их в природу после оказания помощи. И поскольку реабилитацией диких зверей занимаются НКО и АНО сам закон запрещает нам коммерческую деятельность, поэтому мы даже значки не продаем на всякий случаи, чтобы никто не мог вменить нам коммерческую деятельность.

Если вы встречаете реацентр, который занимается реабилитацией кого угодно: крокодилов, жирафов, ежей, и при этом берёт с вас деньги за вход, значит, вы имеете дело с коммерческой организацией. Это, как правило, наши антагонисты, которые заинтересованы в том, чтобы вылеченное животное осталось у них. Это особенно важная тема для реабилитации морских млекопитающих, потому что вот эта тема «мы оставили его себе, потому что мы его спасли» - это и есть самое главное этическое противоречие.

О разнице между реацентром и приютом.

Реабилитационный центр – это не хоспис и не приют для животных. Задача реацентра всегда – это возвращение животного в его естественную среду обитания. По всему миру именно так. И поэтому, когда дельфинарий говорит, что мы этого дельфина спасли, а теперь он у нас танцы танцует, они не реацентр. Спасти может любой. Ты попробуй выпусти. Сохрани его диким, сохрани его способным добывать себе еду, сохрани не доверяющим человеку.

О том, как всё начинается.

Когда мы впервые столкнулись с ситуацией необходимости помощи тюленю и не смогли нигде найти в России помощь и профессиональный совет. Я посмотрела статистику и увидела, что ежегодно бывает несколько обращений местных жителей в клиники по поводу тюленей. Все эти обращения заканчивались гибелью животных. Нам пришлось искать информацию, как и где этому научиться. Как выяснилось потом, все реацентры по всему миру со всеми возможными специалитетами организовывались именно по этому принципу: шел человек где-то там, нашел животное, которое нуждалось помощи, посочувствовал ему, хотел искренне делегировать помощь ему специалистам, но специалистов не оказалось. И незаметно для себя как-то так не то, чтобы втянулся, а просто оброс информацией, как это делается.

О социально одобряемом поведении.

Году, наверное, в 2011 нам позвонил первый браконьер. Потому что на севере, в тайге, в глухомани единственное, чем может человек заработать себе на пропитание – это нелицензированная охота и рыбалка. Охотник позвонил нам и сказал: «Вы тюленей спасаете? У меня тут тюленчик маленький.» Это было очень знаковое событие. И с той поры все, что к нам попадет с севера края – это животные, которых спасли рыбаки и охотники.

Когда это стало социально одобряемым поведением, я не уловила. Тогда интернет еще не был таким массовым и тем более, он не доходил до дальних уголков края.

У меня ощущение, что как по щелчку: раз и изменилось отношение. Сейчас уже очень странно представит себе, чтобы кто-то сказал: «А зачем вы с ними возитесь?!» Не спрашивают об этом, наверное, лет 10 уже.

О бесконечности просвещении.

У меня такое ощущение, что каждый год все население Приморья крадут инопланетяне, стирают память и возвращают назад, потому что каждый год мы рассказываем заново, чего нельзя делать при встрече с тюленем, а люди по доброте душевной наносят такую пользу, что нивелировать ее последствия нам приходится с большим трудом: пытаются и кормить, и в воду спихивать – все, что нельзя. Но палками уже, правда, не бьют.

О количестве тюленей.

За сезон бывает у нас в центре 2 тюленя, а бывает 22. Часто бывают уже обреченные животные, мы тоже их забираем на паллиатив, хотя бы чтобы обезболить. Эвтаназию мы не делаем, потому что всегда есть надежда.

#GALLERY_751#

Об устаревших  представлениях.

Биологи старой школы – наши оппоненты, часто обвиняют нас в том, что мы вмешивается в естественный отбор и мешаем популяции избавляться от «слабого звена». Это очень-очень старя такая теоретическая база. Невозможно такими скромными силами, как реацентры повлиять на состояние популяции. Каждый реацентр имеет дело с индивидуальностями, конкретными животными. Ни один центр не влияет на популяцию и не пытается спасти вид. Оказать помощь конкретному животному здесь и сейчас – вот наша задача.

О том, зачем нужны реацентры.

Люди в своем желании спасти не должны быть одинокими. Они не должны сами оказываться без помощи в эту минуту. И когда человек оказывается в такой ситуации, когда есть запрос: я хочу спасти, это очень хорошо, если рядом есть люди, готовые взять на себя ответственность за это животное. Было бы глупо ждать от среднестатистического гражданина самопожертвования и готовности принять чью-то смерть на себя. Жизнь – это легко, а смерть — это тяжелая история. И поэтому реацентры, как такая промежуточная институция между человеком, желающим причинить добро слабому, и богом.

О влиянии человека.

Даже, если бы мы жили, не оставляя после себя никаких следов, никаких мазутных пятен, наша деятельность все равно уже распространилась так далеко, что наш ареал с ареалом диких животных пресекаются всеми возможными линиями. Это и хорошо. И плохо.

Хорошо почему. Потому что бессердечная природа, ей отсей 50% сеголеток и все. В первый год жизни умирает 50% тюленят. 10% из них умирает на лежбище, а 40% по другим причинам. Но тут внезапно оказывается, что человек-то вот он. И не естественный ли это отбор в своем нынешнем виде. Поскольку умирающее животное, животное или животное, которое можно спасти, оказывается в поле зрения человека, у которого морально-этический выбор предрешён: он встретился с существом, которое нуждается в помощи здесь и сейчас. И человек, чтобы оставаться человеком, он не может пройти мимо. Человеку предопределено оказывать помощи слабому. И вот она точка пересечения. Это хорошая сторона истории.

А плохая в том, что мы не можем жить так, чтобы не оставлять следы. Дело в том, что самка опознает своего детеныша по запаху. У них два опознавательных момента. Первый – это голос: самка издаёт крик, детеныш отвечает ей. И контрольная проверка – это обнюхивание. И, если вмешался посторонний запах, самка детеныша уже не опознает. Самки тюленей не выкармливают чужих детей. Чтобы впитать чужой запах, тюленёнку достаточно поползти в полосе прибоя после таяния льдов. У нас зимой очень много рыбаков выходят на лед. Часто они выезжают на лед прямо на машинах. С машин капает, подтекает. С таянием льдов всё это попадает в воду, а потом - на берега репродуктивных лежбищ, где рождается 80% популяции ларги.

Еще один антропогенный фактор – это отсутствие очистных сооружений. Когда тюлени начинают питаться самостоятельно, они едят ракообразных – корм, за которым не надо бегать. Но весь придонный корм подвержен бактериальному заражению, если он находится в местах, где происходит массовый слив нечистот. У нас практически все «городские» тюлени, живущие близ поселений, они все приходят заражённые. Это животные, которые не выживут сами, потому что им нужно хотя бы антибиотик подавать.

Хорошо это или плохо: соседство человека и тюленя? Антропогенный вред количественно, возможно, сопоставим с тем ущербом, который наносят популяции и природные факторы. Например, ломается лёд. И если половинки, осколки льдин разносит далеко, самка не может найти своего детеныша. И среди наших пациентов часто попадаются чистенькие белые тюленята, которые снимаются с микроскопических льдинок размером с них самих. И никакая мать там понятно уже не сопровождает и детеныш этот обречен. Антропогенный это фактор или природный? Да нет, просто пересеклись два ареала: человека и животного.

О доброте и силе.

Дарвин, написав свою книжку о происхождении видов, примерно 140 лет после этого был неверно трактован. Все переводили и трактовали один из главных его постулатов, как «выживает сильнейший». На самом деле это нет так. Выживает не сильнейший, а максимально адаптивный. И Дарвин дает расшифровку: это, с одной стороны, способность адаптироваться к природным явлениям, а с другой – это способность адоптироваться к соседству с другими видами. Дарвин имел ввиду не только животных и не столько животных. Он говорил о человеке. И в своей теории полового отбора он просто проследил взаимосвязь добродушия и полового успеха. И развил теорию максимального благоприятствования к половому размножению с теми партнерами, от которых не надо ждать беды и агрессии. И это он экстраполировать на людей. Дарвин говорил, что за «человеком сочувствующим» будущее, не потому что так приятнее, а потому что так сложатся обстоятельства. Человек, который может сочувствовать не только существу из своей группы, выживает.